Когда я учился в институте на школьного учителя истории и английского языка, поскольку это был советский вуз и советское время, про закон Парето нам никто не рассказывал, и я как-то не задумывался над тем, что большая часть людей на Земле недостаточно образована, воспитана, социализирована, обеспечена досугом и средствами, для того, чтобы получить соответствующее образование. Кто-то был жертвой пьяного зачатия (во Франции таких деток называют «дети воскресенья» так их много!), кого-то головкой уронили, у кого-то, напротив, курила мать, а кто-то родился неподалеку от химического завода или в деревне на берегу реки Теча. Все это в итоге приводило (и приводит!) к тому, что люди, говоря по-житейски, как раз вот эти самые…и есть. Хотя зачастую не во всем и не полностью, а только частично.
Хотелось поместить в эти статьи свои детские фото: товарищей с соплями из носа, в грязных майках и трусах на фоне заборов и сортиров, себя самого стриженого под ноль в сатиновых шароварах и во вьетнамских кедах, свои рисунки старого дома и интерьера его большой комнаты. Что-то нашел. Но многое куда-то убрано по принципу «подальше положишь, поближе возьмешь». Вот и уложили так, что и сами забыли куда. Но вот это фото нашли. На нем слева мой дед как раз в 1972 году, рядом – моя бабушка, моложе его на 17 лет (он на ней женился в 34 года!) и мой приемный отец, Петр Шпаковский, кавалер 4-х высших польских орденов и двух наших. Самое, однако, интересное, это те «руины», что видны за ними – дом моего прадеда постройки 1882 года. И лестница на крышу, по которой мой дед как-то раз «ломанул» граблями, замахнувшись на свою сестру – бывшую жену полковника царской армии, вместе с которым она была в Крыму у барона Врангеля. «Ах ты, белогвардейская б… - кричал он на нее, в ходе какой-то ругачки, свидетелем которой я был, - Убью!» А она ему, рванув халат на груди: «Бей, краснопузая сволочь!» Ну, он по лестнице-то граблями и хватил. Вот как через семьи, в общем-то, даже людей образованных, прошлись революция и гражданская война, и они свою вражду не забыли и через годы!
То есть кто-то совсем, а кто-то и не очень. И вот это хуже всего. Внешне на даунов они не похожи, и выяснить, что они недостаточно умны, можно только в процессе общения. Ну, а если ты молод и тебя учили уважать людей, которые старше тебя? Далеко не все молодые люди могут вовремя сообразить, что право на уважение люди получают не за возраст, а то, что они за эти годы сделали, и что старый дурень много хуже молодого!
В этом плане, к моему великому сожалению, мне в жизни не слишком-то везло на окружение, кроме разве что только с приемным отцом. Все, чего я добился, было не благодаря кому-то, а вопреки. Причем часто людьми, скажем так – «не очень», оказывались вроде бы вполне близкие мне люди или как раз те, которые в обществе считались весьма умными и уважаемыми.
Мой дед вроде бы меня любил, но… имел привычку курить после обеда, а курил он самосад, завернутый в козью ножку. А я имел обыкновение сидеть напротив него за столом и вдыхать этот ароматный дым. То есть с самого раннего детства занимался пассивным курением. Он что, не знал, что это вредно? Не знал, скорее всего. Значит, это не глупость, а невежество? Но что глупец, что невежда, а результат-то ведь для общества один, не так ли? В результате я не ел свеклу, и много чего еще, что есть было нужно, что детскому растущему организму как раз и требовалось. Но – вдыхание ребенком табачного дыма ведет к непереносимости ряда продуктов. Это я уже потом выяснил. Правда, не бывает худа без добра. В 70 лет деда прищучило так, что врач сказал: «Если не бросишь, умрешь года через два!» И дед бросил курить и прожил еще потом 16 лет, ни разу к табаку не притронувшись после 50 лет курения. Так я наглядно увидел, что человек, обладающий сильной волей, способен на многое. Это был отличный урок на всю жизнь.
Одно из немногих фото, доказывающих, что все в жизни предопределено заранее. В детстве я буквально бредил рыцарями. Рисовал их, вырезал картинки с ними из учебников, а такие книги, как «Джек Соломинка» и «Айвенго», знал чуть ли не наизусть. Сделал себе рыцарский костюм и доспехи: щит, топор, шлем. Заставил бабушку связать кольчугу, сшить плащ – белый сверху, но с красным подбоем, как у Понтия Пилата. Обожал оперу-фильм «Иоланта»… Словно знал, что «рыцари – моя судьба», и я сам буду писать о них толстые книги!
Моя училка (хотя по идее надо говорить с придыханием – «моя первая учительница»!) начальных классов была точно дура. «Дети, атомоход «Ленин» построен из больших дубов, а спереди у него железная полоса разрезать лед!» Это она заявила в 1962 году, когда я учился у нее в первом классе и уже читал «Юный техник». Ну, я ей на ее ошибку при всех и указал. После чего мне было сказано, что… «дерево плавает, а железо тонет». Понятно, что весь класс (те еще были у нас «деточки»!) поддержал ее, а не меня. Тогда в ответ я рассказал им про закон Архимеда, принес в класс консервную банку с гайками и пускал ее плавать в луже. Отличником я быть перестал уже в конце года…
Пошел в авиамодельный кружок при школе. Вел его какой-то парень. Дал нам всем делать модель планера из набора-посылки ДОСААФ. Велел вырезать нервюры. А фанера… пересушенная некондиция! Ну, я все нервюры и испортил. И не я один. Вышли они только у двух ребят. А новых наборов нет. Все же бесплатно. Вот я и ходил оставшееся время глядел на этих счастливчиков и облизывался на то, как они собирают планер, а потом его запускают. Теперь я понимаю, что парень этот был просто безграмотный дурень. Потому, что будь иначе, он бы показал, что нервюры из фанеры можно заменить на… бумажные из чертежной бумаги Т-образной формы. Но, увы, этого он не знал.
В кружке судомоделизма мужик лет за 40 дал мне делать катер-охотник. Тоже изделие ДОСААФ. Корпус – хороший. Надстройки из сосновых брусков, слоистых и колких. Как их одним ножом и напильником превратить в рубки и башни, а все шероховатости убрать? Работа для римского раба, а не школьника пятого класса. Понятно, что из этой каторги ничего у меня не вышло. А не будь он кретин – объяснил бы детям, что все то же самое можно легко и просто сделать из бристольского картона и поздравительных открыток по выкройкам. Мог бы и сам их нам дать и по наколкам иглой перенести на этот картон – ведь был же он. Но нет! «Пилите, Шура, они золотые!»
Пошел в театральный кружок. Понравилось! «Терпеть ли бедствия столь долгой жизни, пока Бирнамский лес пойдет на Дунсинан, иль против моря зол вооружиться? О милая Офелия! О нимфа! Сомкни ты челюсти, тяжелые, как мрамор, и в монастырь ступай!» Здорово, да?! Но дали мне роль какого-то вора-пионера, что стибрил коньки у другого пионера (а были у него родаки, видать, такие бедные, что не могли купить ему коньков!) и как ему его друзья-пионеры помогали исправиться. Что-то в стиле «Витя Малеев в школе и дома», только гораздо хуже. Стыдно было до ужаса играть в такой пьесе. Но… ладно! Так ведь – иди и переписывай всю эту роль сам. А там 26 стр. текста! Что я ненормальный, столько «по русскому» писать. Где ксерокс? Под замком у КГБ! Ну и не стал я ничего писать, послал этот театр куда подальше. Фига я стал бы так угробляться!
Пришел в институт. Храм науки. А там один профессор пьяный в пятую точку вылез на кафедру и… давай, загибать. «Дура, – говорит одной студентке, – ты патлатая!» Думаете, уволили его? Н-е-е-т! Профессор!
Несколько лет назад у нас в вузе один совместитель лишь чуть-чуть пришел к студентам «под шафе». Те тут же к декану – и уволили его в полчаса! А тогда в парткоме, куда я обратился, мне заявили так: «Вы можете все, что угодно сказать о студентах, но не о преподавателях!» Хорошая, принципиальная, можно сказать, коммунистическая позиция, не так ли?
Другому профессору… тоже не буду его называть, это он, скорее всего, не со зла, читавшему у нас курс истории КПСС, я сразу сказал, чей я сын и что хочу к нему в научный кружок. А он мне в ответ, что учился с моей матерью в одной группе, и что они были друзья. А что в итоге? Дал мне доклад на тему: «Курс личности Мао Цзэдуна и его последствия». В 1972 году! Первокурснику. Не знающему китайского языка. Имеющего доступ только к газете «Правда», журналам «Коммунист» и «Политагитатор». Можно себе представить, что за «бледная немочь» в итоге у меня родилась, хотя… в его же распоряжении был областной архив, архив ОК КПСС, куда он вполне мог бы сделать мне допуск. И дать тему краеведческую, по нашим пензенским газетам, о том же белочешском мятеже – «Белочешский мятеж и его отражение в пензенской прессе 1918 года». Разве плохая тема для начинающего? Я никаким боком не мог стать ему конкурентом просто в силу возраста, но был бы ему благодарен всю жизнь, если бы в итоге все пошло так, как мне того хотелось. И, пошло, но только не благодаря ему, а вопреки.
Свой первый роман я начал писать еще во втором классе, в тетради в линеечку, пером №86 «Рондо» черной тушью, тщательно выводя – «нажим, волосная, нажим, волосная», из-за чего мое писание внешне походило на пушкинские строки. Дал прочитать маме, и она мне сказала, что писателем мне не быть! «Очень много ошибок – это раз, а во-вторых, писать можно только о том, что ты хорошо знаешь. А ты здесь пишешь, что в 1847 году мексиканские полицейские носили большие шляпы и белые воротники. Шляпы еще туда-сюда, а откуда ты взял про воротники? Придумал? А так делать нельзя!»
И ведь все правильно она сказала, не так ли? Но… надо было добавить, что информацию для будущих книг надо собирать, что для этого люди читают, выписывают нужные им сведения, что Жюль Верн исписал таким образом не одну тетрадь. А что касается грамотности… так я, бывает, и сейчас ошибки допускаю, но в издательствах существуют корректоры, которых для того и держат, чтобы они их исправляли.
Первую свою книгу по детскому техническому творчеству я написал в 1982 году по сценариям своих телепередач на пензенском ТВ, снабдив ее фотографиями для подтверждения достоверности. А вышла она из печати только в 1987 году и то в Белоруссии. В Москве, в редакции «Просвещение», рецензент сделал мне замечание: «Мы должны рекомендовать детям доступные материалы (книга называлась «Из всего, что под руками»), а вот у вас многие самоделки из палочек-лопаточек для мороженого. Но у детей чукчей их ведь нет!» Ну, в ответе я и написал, что рецензент у них дурак! Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Зато потом, как только эта книжка была напечатана и разошлась тиражом в 87 тыс. экз. всего за две недели, они сами меня пригласили у них публиковаться, и никакие дети-чукчи их больше уже не интересовали. Как это можно назвать? А вот как: «Забота о развитии детского технического творчества в стране и всестороннем развитии будущих строителей коммунизма!»
В общем, окружали меня если и не одни «придурки жизни», то через одного, ей Богу! Невежественные, примитивные, набитые предрассудками… Господи, сколько я от них претерпел, прежде чем получил возможность посылать их по заслугам куда следует. Встретил как-то недавно одну свою вузовскую «преподшу» из педюшника, то бишь «альмы матерной», и вот это ей все слово в слово, только уже с фамилиями, пересказал. И что она мне ответила? «Время такое было!» Время, когда такие посредственности имели все возможности для процветания?
Продолжение следует…
Мой дед вроде бы меня любил, но… имел привычку курить после обеда, а курил он самосад, завернутый в козью ножку. А я имел обыкновение сидеть напротив него за столом и вдыхать этот ароматный дым. То есть с самого раннего детства занимался пассивным курением. Он что, не знал, что это вредно? Не знал, скорее всего. Значит, это не глупость, а невежество? Но что глупец, что невежда, а результат-то ведь для общества один, не так ли? В результате я не ел свеклу, и много чего еще, что есть было нужно, что детскому растущему организму как раз и требовалось. Но – вдыхание ребенком табачного дыма ведет к непереносимости ряда продуктов. Это я уже потом выяснил. Правда, не бывает худа без добра. В 70 лет деда прищучило так, что врач сказал: «Если не бросишь, умрешь года через два!» И дед бросил курить и прожил еще потом 16 лет, ни разу к табаку не притронувшись после 50 лет курения. Так я наглядно увидел, что человек, обладающий сильной волей, способен на многое. Это был отличный урок на всю жизнь.
Одно из немногих фото, доказывающих, что все в жизни предопределено заранее. В детстве я буквально бредил рыцарями. Рисовал их, вырезал картинки с ними из учебников, а такие книги, как «Джек Соломинка» и «Айвенго», знал чуть ли не наизусть. Сделал себе рыцарский костюм и доспехи: щит, топор, шлем. Заставил бабушку связать кольчугу, сшить плащ – белый сверху, но с красным подбоем, как у Понтия Пилата. Обожал оперу-фильм «Иоланта»… Словно знал, что «рыцари – моя судьба», и я сам буду писать о них толстые книги!
Моя училка (хотя по идее надо говорить с придыханием – «моя первая учительница»!) начальных классов была точно дура. «Дети, атомоход «Ленин» построен из больших дубов, а спереди у него железная полоса разрезать лед!» Это она заявила в 1962 году, когда я учился у нее в первом классе и уже читал «Юный техник». Ну, я ей на ее ошибку при всех и указал. После чего мне было сказано, что… «дерево плавает, а железо тонет». Понятно, что весь класс (те еще были у нас «деточки»!) поддержал ее, а не меня. Тогда в ответ я рассказал им про закон Архимеда, принес в класс консервную банку с гайками и пускал ее плавать в луже. Отличником я быть перестал уже в конце года…
Пошел в авиамодельный кружок при школе. Вел его какой-то парень. Дал нам всем делать модель планера из набора-посылки ДОСААФ. Велел вырезать нервюры. А фанера… пересушенная некондиция! Ну, я все нервюры и испортил. И не я один. Вышли они только у двух ребят. А новых наборов нет. Все же бесплатно. Вот я и ходил оставшееся время глядел на этих счастливчиков и облизывался на то, как они собирают планер, а потом его запускают. Теперь я понимаю, что парень этот был просто безграмотный дурень. Потому, что будь иначе, он бы показал, что нервюры из фанеры можно заменить на… бумажные из чертежной бумаги Т-образной формы. Но, увы, этого он не знал.
В кружке судомоделизма мужик лет за 40 дал мне делать катер-охотник. Тоже изделие ДОСААФ. Корпус – хороший. Надстройки из сосновых брусков, слоистых и колких. Как их одним ножом и напильником превратить в рубки и башни, а все шероховатости убрать? Работа для римского раба, а не школьника пятого класса. Понятно, что из этой каторги ничего у меня не вышло. А не будь он кретин – объяснил бы детям, что все то же самое можно легко и просто сделать из бристольского картона и поздравительных открыток по выкройкам. Мог бы и сам их нам дать и по наколкам иглой перенести на этот картон – ведь был же он. Но нет! «Пилите, Шура, они золотые!»
Пошел в театральный кружок. Понравилось! «Терпеть ли бедствия столь долгой жизни, пока Бирнамский лес пойдет на Дунсинан, иль против моря зол вооружиться? О милая Офелия! О нимфа! Сомкни ты челюсти, тяжелые, как мрамор, и в монастырь ступай!» Здорово, да?! Но дали мне роль какого-то вора-пионера, что стибрил коньки у другого пионера (а были у него родаки, видать, такие бедные, что не могли купить ему коньков!) и как ему его друзья-пионеры помогали исправиться. Что-то в стиле «Витя Малеев в школе и дома», только гораздо хуже. Стыдно было до ужаса играть в такой пьесе. Но… ладно! Так ведь – иди и переписывай всю эту роль сам. А там 26 стр. текста! Что я ненормальный, столько «по русскому» писать. Где ксерокс? Под замком у КГБ! Ну и не стал я ничего писать, послал этот театр куда подальше. Фига я стал бы так угробляться!
Пришел в институт. Храм науки. А там один профессор пьяный в пятую точку вылез на кафедру и… давай, загибать. «Дура, – говорит одной студентке, – ты патлатая!» Думаете, уволили его? Н-е-е-т! Профессор!
Несколько лет назад у нас в вузе один совместитель лишь чуть-чуть пришел к студентам «под шафе». Те тут же к декану – и уволили его в полчаса! А тогда в парткоме, куда я обратился, мне заявили так: «Вы можете все, что угодно сказать о студентах, но не о преподавателях!» Хорошая, принципиальная, можно сказать, коммунистическая позиция, не так ли?
Другому профессору… тоже не буду его называть, это он, скорее всего, не со зла, читавшему у нас курс истории КПСС, я сразу сказал, чей я сын и что хочу к нему в научный кружок. А он мне в ответ, что учился с моей матерью в одной группе, и что они были друзья. А что в итоге? Дал мне доклад на тему: «Курс личности Мао Цзэдуна и его последствия». В 1972 году! Первокурснику. Не знающему китайского языка. Имеющего доступ только к газете «Правда», журналам «Коммунист» и «Политагитатор». Можно себе представить, что за «бледная немочь» в итоге у меня родилась, хотя… в его же распоряжении был областной архив, архив ОК КПСС, куда он вполне мог бы сделать мне допуск. И дать тему краеведческую, по нашим пензенским газетам, о том же белочешском мятеже – «Белочешский мятеж и его отражение в пензенской прессе 1918 года». Разве плохая тема для начинающего? Я никаким боком не мог стать ему конкурентом просто в силу возраста, но был бы ему благодарен всю жизнь, если бы в итоге все пошло так, как мне того хотелось. И, пошло, но только не благодаря ему, а вопреки.
Свой первый роман я начал писать еще во втором классе, в тетради в линеечку, пером №86 «Рондо» черной тушью, тщательно выводя – «нажим, волосная, нажим, волосная», из-за чего мое писание внешне походило на пушкинские строки. Дал прочитать маме, и она мне сказала, что писателем мне не быть! «Очень много ошибок – это раз, а во-вторых, писать можно только о том, что ты хорошо знаешь. А ты здесь пишешь, что в 1847 году мексиканские полицейские носили большие шляпы и белые воротники. Шляпы еще туда-сюда, а откуда ты взял про воротники? Придумал? А так делать нельзя!»
И ведь все правильно она сказала, не так ли? Но… надо было добавить, что информацию для будущих книг надо собирать, что для этого люди читают, выписывают нужные им сведения, что Жюль Верн исписал таким образом не одну тетрадь. А что касается грамотности… так я, бывает, и сейчас ошибки допускаю, но в издательствах существуют корректоры, которых для того и держат, чтобы они их исправляли.
Первую свою книгу по детскому техническому творчеству я написал в 1982 году по сценариям своих телепередач на пензенском ТВ, снабдив ее фотографиями для подтверждения достоверности. А вышла она из печати только в 1987 году и то в Белоруссии. В Москве, в редакции «Просвещение», рецензент сделал мне замечание: «Мы должны рекомендовать детям доступные материалы (книга называлась «Из всего, что под руками»), а вот у вас многие самоделки из палочек-лопаточек для мороженого. Но у детей чукчей их ведь нет!» Ну, в ответе я и написал, что рецензент у них дурак! Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Зато потом, как только эта книжка была напечатана и разошлась тиражом в 87 тыс. экз. всего за две недели, они сами меня пригласили у них публиковаться, и никакие дети-чукчи их больше уже не интересовали. Как это можно назвать? А вот как: «Забота о развитии детского технического творчества в стране и всестороннем развитии будущих строителей коммунизма!»
В общем, окружали меня если и не одни «придурки жизни», то через одного, ей Богу! Невежественные, примитивные, набитые предрассудками… Господи, сколько я от них претерпел, прежде чем получил возможность посылать их по заслугам куда следует. Встретил как-то недавно одну свою вузовскую «преподшу» из педюшника, то бишь «альмы матерной», и вот это ей все слово в слово, только уже с фамилиями, пересказал. И что она мне ответила? «Время такое было!» Время, когда такие посредственности имели все возможности для процветания?
Продолжение следует…
Автор: В.О.Шпаковский
Свежие комментарии