Русское искусство войны

На фото: учения российской армии
Вчера в одном из самых авторитетных СМИ в области международных отношений и внешней политики США, основанном в 1922 году, – Foreign Affairs – вышла примечательная статья под названием Russia's Art of War, где автор, надувая щеки, деловито рассуждает о причинах и следствиях российского участия в вооруженных конфликтах последнего времени. По его словам, всё военное участие России в военных операцияхв Грузии, Сирии и на Украине не несет стратегической или военной нагрузки, а имеет идеологическую задачу повысить международный и военный престиж страны.
Мы предлагаем вашему вниманию перевод статьи с небольшим комментарием.

Государственный брендинг другими средствами

«Война есть продолжение политики другими средствами», – сказал прусский военный теоретик Карл фон Клаузевиц в своем классическом трактате о войне. Хотя этот афоризм уже так давно стал аксиомой, что превратился в клише, он особенно подходит, чтобы через эту призму понять всё более авантюрный характер внешней политики России.

Возьмем склонность президента России Владимира Путина к «гибридной войне» или сочетанию традиционных военных методов с манипулированием информацией для собственной стратегической выгоды. Во многих отношениях последние интервенции Москвы в Грузии, Сирии и на Украине являются явными образцами максимы Клаузевица, хотя и со своей изюминкой.
Для Клаузевица война была просто еще одним способом достижения конкретных стратегических целей, таких как безопасность, что не могло быть полностью реализовано через политику. Недавние войны России в Грузии, Сирии и на Украине, однако, были военным выражением желания российского руководства кредитовать правду своим притязаниям на статус супердержавы.
Во всех трех конфликтах интересы России в этих регионах были весьма спорными, если не сказать незначительными. И их целью была в первую очередь демонстрация для отечественной и международной аудитории того, что Россия является великой державой с глобальным статусом и стремлениями.
Для Кремля эти военные конфликты стали государственным брендингом. Перефразируя Клаузевица:
«Война есть государственный брендинг другими средствами».

Противоречивые сигналы

(c)
С момента окончания холодной войны Россия последовательно стремится позиционировать себя то в качестве партнера для Соединенных Штатов и НАТО, то в качестве конкурента. Наиболее ярко это выразилось в комментарии Путина в 2005 году по поводу падения СССР:
«Распад Советского Союза был величайшей геополитической катастрофой века».
Принятый совсем недавно официальный документ (2015 года) «О национальной стратегии безопасности РФ» пронизан ссылками на увеличение роли России в управлении основными глобальными процессами и ставит задачу «превращения Российской Федерации в мировую державу» в качестве ключевого национального интереса.

Стратегические намерения России кристаллизуются в августе 2008 года во время ее короткой войны с Грузией, которая начала наступление, чтобы вернуть себе поддерживаемую Москвой мятежную провинцию Южная Осетия.
Российские войска оперативно вмешались, чтобы защитить своего сепаратистского подопечного. Действуя быстро и решительно, они разгромили грузин. ЕС поддержал доклад Тальявини о конфликте и возложил вину за пятидневную войну на обе стороны.
Российские войска, чьи военные учения в этом регионе подразумевали, что они заранее ожидали конфликта, не колеблясь победив грузин, вливаются в Южную Осетию, совершив первую общевойсковую военную операцию Москвы на территории иностранного государства со времен советского вторжения в Афганистан.

Превосходящие силы России и некомпетентность грузинских военных значили, что в исходе войны никогда и ни у кого не было сомнений.
Тем не менее 10 августа, когда грузинские силы отступили из Южной Осетии, российские войска открыли второй фронт в Абхазии, другой провинции, отколовшейся от Грузии при поддержке Москвы. Два дня спустя русская морская пехота высадилась в грузинском портовом городе Поти. В течение следующих нескольких недель, когда боевые действия уже были прекращены, российские войска зашли вглубь грузинской территории, не встретив сопротивления, вынудив правительство Грузии признать военное поражение страны.
Иными словами, номинальная задача России отбить продвижение грузинских войск в Южной Осетии была достигнута сравнительно быстро, но Москва, тем не менее, расширила свою оперативную сферу.
На самом деле расширение конфликта до Абхазии не имело практически никакого влияния на исход войны. И, несмотря на ее полную победу, Россия в значительной степени вышла за рамки чисто грузино-осетинского конфликта.
С российской точки зрения Грузия была удобной витриной демонстрации обновленной российской военной мощи и для русского народа, и для всего мира.

Сирия предлагает подобные решения в этой новой российской политике обоснования войны. Москва утверждает, что она вмешивается в Левант в целях борьбы с терроризмом, но это является крайне неубедительным утверждением. Россия, конечно же, не застрахована от воинствующего исламистского терроризма, но Сирия для российского правительства была меньшим источником угроз, чем ситуация на Северном Кавказе, которая привлекала исламистские ресурсы и боевиков.
Другие предполагаемые обоснования, такие как активизация позиции России в Восточном Средиземноморье, являются немного более надежными, но вряд ли такими сильными аргументами, чтобы оправдать эту широко развернувшуюся и длительную работу.
Скорее всего, Сирия также функционирует больше как глобальная витрина для российской власти, нежели в качестве стратегического императива для Кремля.

Официально Россия находится в состоянии войны в Сирии с 2015 года, но активная военная помощь сирийскому режиму началась еще в первые дни гражданской войны.


(c)
Выход на средиземноморский театр боевых действий авианосца «Адмирал Кузнецов», который сам по себе имел небольшую военную ценность в такого рода боевых действиях, был развернут в неудавшийся рекламный трюк для российской оборонной промышленности.
Все эти подробности российского участия в военном конфликте в Сирии, подогревавшие международные новости, призваны были создавать тот эффект, что Москва претендует на статус великой державы.
Хотя правительство России добилось военной и стратегической выгод на Украине, движущей силой были вовсе не они. Настоящей целью были грандиозные идеологические проекты наподобие создания пророссийского государства Новороссия, выкроенного из украинской территории.
Так же, как в Сирии и Грузии, правительство России использует войну на Украине прежде всего как средство влияния на общественное мнение внутри страны и мнение международного сообщества, а вовсе не для территориального или военного усиления.

Вне логики

(c) На фото: российские военные в Сирии

Военный престиж проектов Москвы в сочетании с использованием информационной войны является удивительно эффективным средством подрыва доминирующих позиций Запада.
Во всех трех конфликтах стратегические дивиденды России были гораздо более крепкими, чем бетон. С точки зрения военных результатов вмешательства в эти конфликты в значительной степени неоднозначны, но они успешно проецируются на изображение глобальной мощи России.
Переходя к традиционной формуле гибридной войны, следует отметить, что в последнее время российские военные операции стали дополнением к информационной войне. Другими словами, элементы информационного воздействия страны сформировали военную кампанию, а не наоборот. И основной информационной темой в рамках всех трех военных кампаний было поднятие военного престижа России и возрождение ее как великого государства.
Российским интервенциям хотя и не хватает возможностей НАТО с точки зрения масштаба и сложности, зато они получают все преимущества первопроходцев.

Действительно, половинчатые решения США и Европы об участии в этих конфликтах предполагали стратегическое безразличие к их результатам и заканчивались в направлении поддержания традиционных норм межгосударственных отношений и права.
В противоположность этому сравнительно слабая, но более мотивированная Россия смогла позиционировать себя в качестве региональной державы-брокера, выйдя далеко за пределы того, что ее сырьевой, экономический или военный потенциал может предложить.
Это брендирование России при помощи гибридных войн, которые сочетают в себе военные и идеологические цели, вряд ли закончится Сирией.
Российская экономика всё еще находится в тяжелом состоянии, а спад геополитического влияния Запада идет полным ходом, поэтому вероятно, что Москва будет использовать военные действия, чтобы укрепить свой имидж на глобальном уровне и консолидировать политическую поддержку внутри страны.

Возрождение национального величия, а не путь к процветанию всё чаще становится основой нового социального контракта Кремля.
Проведенный в 2014 году в России неправительственной организацией «Левада-центр» опрос обнаружил, что 68% россиян увидели свою страну в качестве сверхдержавы впервые после распада Советского Союза.
Какие новые шаги предпримет российское руководство, является открытым вопросом, но готовность Кремля использовать орудия войны для поддержания бренда западным политикам следует учитывать, строя свои отношения с Москвой.
Российские военные интервенции, как правило, интерпретируются в западных странах как тактические возможности, которые в отсутствие западного внимания и участия Москва вынуждена эксплуатировать.

Тем не менее даже если российское вмешательство не всегда преследует конкретные стратегические цели, оно осуществляется в логике таких действий, которые иначе как авантюризмом не назовешь, и, скорее всего, в ближайшем будущем Россия будет двигаться именно в этом русле.
Понимание этой логики открывает двери для других государств в вопросах о том, каким образом можно сдерживать Россию и дать ей отпор.
Если российские цели в первую очередь идеологические и информационные, само собой разумеется, что это область, в которой она должна получать наиболее агрессивное противодействие.

Наш комментарий:


(с)
Для любого, даже диванного аналитика в этой статье интересен не столько текст, повествующий об опасности, исходящей от «русского медведя», и способах его укрощения, сколько говорящий подтекст. И в нём видится несколько элементов.

Во-первых, за всю историю существования Foreign Affairs ни о СССР, ни о России не было написано хоть сколь-нибудь дружелюбной статьи. Но даже сама возможность потепления отношений между США и Россией грозит серьезными потерями военно-промышленному комплексу Америки. Поэтому мелкие рыбешки в виде американских СМИ, отирающиеся вокруг военного бюджета, никогда не станут занимать дружелюбную позицию в отношении Кремля.

Во-вторых, тот факт, что Россия сумела осуществить государственный брендинг в довольно короткие сроки и при полном противодействии западного мира, говорит о том, что Запад этой ситуацией возмущен, расстроен и не знает, за что хвататься. Видя в российском стремлении к возрождению былого величия лишь идеологические причины (удержание у власти существующего режима), автор упускает из виду, что весь мир в целом начал меняться. Однополярный мир закончил свое существование. Эпоха глобализма, беспрепятственная экспансия капитала, непререкаемый авторитет фундаментальных основ существования западной цивилизации, либеральный подход к решению наболевших проблем – всё это подошло к концу.

И в этом отношении Россия оказалась в роли удачливого серфингиста, поймав свою волну, ибо в ней увидели предтечу нового миропорядка, когда международный «демократический» жандарм в виде США (или НАТО) должен принять новые правила игры или уйти совсем.

И в-третьих. Непонимание факта изменения мировых настроений и слома старых конструкций приводит автора к тому, что он призывает бить Россию ее же оружием. То есть стрелять по воробьям, вместо того чтобы исследовать глобальные причины изменений. И это для нас, несомненно, хорошо. Пока России удается задавать тренды в мировой политике, пока Запад будет стремиться залатывать прорехи информационного противостояния, мы всегда будем на шаг впереди.

В этом, видимо, и состоит русское искусство войны.

*фото вверху страницы с сайта defenct.ru